Оценивая риск: Лауреаты журналистской премии продолжают работу, несмотря на опасность

Кристин Джонс

Наталья Радина находилась в следственном изоляторе Минска уже несколько недель, когда охранники вывели ее из камеры и предложили сделку. Она спала на деревянном настиле в камере без туалета. Связи с внешним миром у нее не было. В первую неделю голова болела от побоев, полученных во время ареста. Из ушей сочилась кровь.

Следственным изолятором управляли белорусские спецслужбы (КГБ). Радиной были предъявлены обвинения в организации массовых беспорядков посредством оппозиционного информационного портала «Хартия’97», главным редактором которого она являлась. Охранники сообщили, что ей грозит пять лет тюремного заключения, и дали понять, что ее “способность иметь детей” подвергается опасности.

Затем они предложили ей выход из сложившейся ситуации, потребовав рассказать об Андрее Санникове.

Был январь 2011 года. В предыдущем месяце сотни людей были помещены в такие же изоляторы. Это были демонстранты, протестовавшие против несправедливых выборов в декабре 2010 года, по итогам которых авторитарный лидер страны Александр Лукашенко получил 80% голосов. Это были такие же журналисты, как Радина, чей сайт служил одним из немногих независимых источников информации в стране, и кандидаты от оппозиции, такие как Санников, который проводил кампанию против президента и был соучредителем портала «Хартия’97».

Предложение и то, что ему предшествовало, безусловно, имело целью сломить Радину, выудить необходимые сведения. Однако эффект был обратный. «Это было очень трудное решение, — сказала Радина. — Но я понимала, что не смогу жить с мыслью о том, что я предатель. Я просто приняла решение, что не предам своих друзей и тех, кто меня поддерживает.

«Я успокоилась, поняв, что могу провести в тюрьме пять лет, — сказала она. — Я поняла, что я сильнее тюремщиков».

Радина стала одним из четырех журналистов, удостоенных Международной премии за свободу прессы 2011 года, учрежденной Комитетом по защите журналистов (КЗЖ). Трое других лауреатов были из Мексики, Бахрейна и Пакистана, обладатели самого различного опыта журналистской работы в отдаленных уголках мира. Но в одном они схожи: когда ломали их печатные станки, бросали бутылки с зажигательной смесью в офис редакции, похищали их, пытали, допрашивали или угрожали им, они не сдавались. Они продолжали делать свое дело.

Эта загадка ставит в тупик вершителей репрессий: почему когда журналистам грозит тюрьма, расправа или еще более серьезная опасность, они продолжают освещать новости? Журналист, в отличие от солдата, может уйти с опасной работы, не рискуя быть отданным под трибунал. Репортер, которому угрожает опасность, может попросить о менее рискованном задании или просто уволиться. Многие так и делают. Когда на кону жизнь, свобода или здоровье, это во многом наиболее разумное решение. Но некоторые остаются.

Каждый из лауреатов журналистской премии 2011 года по-разному объяснил причины своих действий. Но все они говорили, что чувствуют некую ответственность по причинам зачастую столь же личным, сколь и политическим. Оценивая риск, они думали о своих родных, о своей стране и своих героях. По словам двоих журналистов, в самые трудные минуты они чувствовали, что их испытывают на прочность, а один охарактеризовал свою работу как акт надежды. Для каждого из журналистов все сводилось к принципам, составляющим основу их убеждений.

Трудно себе представить место более неспокойное, чем Пакистан, где десять лет назад Умар Чима начал работать журналистом. Страна стала ареной территориальных конфликтов, вторжения исламистских боевиков, войны США против терроризма, последствий военного переворота, убийства премьер-министра и опустошительных стихийных бедствий.

«Пакистан находится в состоянии кризиса уже десять лет, и пакистанское общество реорганизуется вследствие кризиса», — сказал Чима, репортер The News — пакистанской ежедневной газеты на английском языке. По его мнению, СМИ играют важную роль в формировании результатов глубоких социальных изменений в стране. Ему самому довелось освещать такие темы, как коррупция в национальной политике, военные вопросы, а также широкая и запутанная сеть, сотканная разведывательными службами.

По данным КЗЖ, с 2001 года в Пакистане погибло 37 журналистов. Большинство из них освещало политику или военные действия. Большинство из них были убиты: Дэниел Перл был похищен боевиками в Карачи в 2002 году; Хайятулла Хан пропал без вести в 2005 году после сообщения о ракетных ударах, якобы нанесенных США в Северном Вазиристане. Тело онлайн-репортера Салима Шахзада со следами пыток было обнаружено к югу от Исламабада в мае 2011 года; до этого ему угрожали сотрудники разведслужб.

В сентябре 2010 года, когда Чима поздно вечером возвращался домой после ужина с друзьями в Исламабаде, его автомобиль остановили люди в полицейской форме. По словам Чимы, его не доставили в полицейский участок и на самом деле это не были полицейские. Журналиста подвергли пыткам и издевательствам, ему сбрили волосы, усы и брови, заставили его принимать унизительные позы и сняли все это на видеокамеру. Кроме того, его допрашивали по поводу освещения действий правительства.

Семь часов спустя похитители бросили Чиму и его автомобиль на расстоянии около 100 миль (160 км) от Исламабада. Они предупредили, что он не должен рассказывать о случившемся, и пообещали в противном случае разместить снятое ими видео в Интернете. «В следующий раз ты от нас не уйдешь. Твоему редактору тоже достанется», — пригрозили они.

Чима завел машину и задумался о выборе, который ему предстоит. «Я спросил себя, что мне делать. Смогу ли я жить в страхе всю жизнь?» — сказал он. Чима подумал о семье: у него был двухлетний сын и беременная жена. Кроме того, у него были связи в международных кругах и диплом магистра Лондонской школы экономики. Он легко мог уехать из Пакистана. Или остаться. «Я подумал о наихудших последствиях, — сказал Чима. — В худшем случае меня могли убить».

Для многих выбор был бы очевиден, но это не тот выбор, который сделал Чима. Он поехал прямо домой к своему редактору в Исламабаде, в разорванной рубашке и пропитанных кровью брюках. Вместе они приняли решение немедленно предать гласности похищение и пытки. Чима вернулся к работе.

«Я никогда не думал, что смогу сделать то, что сделал. Но иногда понимаешь, что тебя испытывают, — сказал Чима. — Когда я ехал домой, размышляя, стоит ли мне публично рассказать о происшедшем, я пытался поставить себя на место сильных, великих людей. Как бы они поступили в такой ситуации? Они бы решили рассказать обо всем».

Его похитители не назвали своих имен и не оставили никаких улик. Чима и другие местные журналисты считают, что он был похищен сотрудниками Управления межведомственной разведки (ISI), службы безопасности Пакистана. В настоящее время его профессиональная и личная жизнь ограничены. По его собственному определению, он живет и работает «под добровольным домашним арестом». Он старается не выходить из дома один, а если не возвращается до захода солнца, его семья беспокоится. И все же он не смог бы поступить иначе. «У каждого должна быть цель, ради которой он живет, — говорит Чима. — У меня есть такая цель, и она состоит в том, чтобы говорить открыто. Я должен оставаться правдивым. Я должен говорить то, что я могу сказать как журналист».

Как и Чима, редактор Мансур аль-Джамри из Бахрейна мог бы жить гораздо спокойнее. Собственно, он и жил другой, благополучной жизнью, работая инженером в Лондоне в 2001 году, когда его посетил эмир Бахрейна, ныне король.

Эмир обратился к нему с необычной просьбой. Он сказал, что Бархейн вступает на путь реформ и приглашает бывших противников власти к участию. Аль-Джамри был известным критиком правительства Бахрейна и частым гостем международных средств массовой информации, таких как Би-Би-Си. Его отец был видным деятелем политической оппозиции Бахрейна, а также одним из духовных лидеров шиитов. Эмир пригласил Аль-Джамри вернуться в Бахрейн.

Аль-Джамри ухватился за эту идею. Отклонив предложение войти с кабинет министров, он попросил у эмира позволения создать газету. «Я подумал, что смогу влиять на политический процесс, оставаясь при этом независимым», — сказал аль-Джамри.

Десять лет спустя редактор стал жертвой собственного успеха. На пике популярности газеты Al-Wasat, соучредителем и редактором которой он являлся, читательская аудитория издания оценивалась в 45 тысяч человек, при том что численность населения страны составляла лишь около 1,2 миллиона человек. Пользуясь очевидной благосклонностью короля, газета стала первопроходцем, постоянно расширяя границы допустимого освещения таких злободневных тем, как захват земли, загрязнение окружающей среды и политическая оппозиция.

«Он показал, что журналистика играет определенную роль в утверждении прав человека, — сказал Абдулла аль-Дирази, руководитель Общества по защите прав человека в Бахрейне. — Большинство газет, последовавших этому примеру, стали более профессиональными, — отметил он. — В конечном итоге у него появились враги».

Крах был стремительным и неожиданным.

На волне «арабской весны» толпы демонстрантов оккупировали центр столицы Бахрейна, Манаму, требуя большей свободы и равенства для подавляемого властями шиитского большинства. Газета Al-Wasat освещала эти события. Сотрудники газеты продолжали работать из дома даже после того, как печатный станок редакции был сломан 15 марта, когда правительство начало жестокий разгон демонстрантов. Надо было сообщать об арестах, исчезновениях и избиениях людей.

2 апреля аль-Джамри позвонили друзья и попросили включить телевизор. На государственном телеканале шла трехчасовая программа, посвященная газете Al-Wasat, которую обвиняли в распространении ложной информации. В тот вечер аль-Джамри начал готовиться к худшему. Он договорился с друзьями, чтобы они позаботились о его детях, если он будет арестован военными властями, как это случилось с другими. На следующий день ему и двум его коллегам предложили выбор: либо они уволятся, либо газета будет закрыта. Аль-Джамри вместе с ответственным редактором газеты и редактором отдела местных новостей подали в отставку.

Возможно, этот шаг и спас газету и около 200 её сотрудников. Но он не спас аль-Джамри и его коллег от уголовных обвинений в распространении ложной информации. Гораздо хуже сложилась судьба Карима Фахрави – соучредителя, члена совета директоров и инвестора газеты. Он умер в заключении 12 апреля, как утверждается, в результате жестокого обращения.

Аль-Джамри говорит легко и уверенно, как человек, который всю жизнь провел перед телекамерой. Но когда речь заходит о Фахрави, его голос начинает дрожать, и в нем слышится растерянность: «Он был хорошим человеком, очень великодушным. Он раздавал много денег беднякам. Ему было столько же, сколько и мне, — 49 лет. Я не знаю, почему выбор пал на него. Это правда ужасно. Столько людей пострадали».

Редактор критически пересматривает свой выбор. «15 марта я должен был понять предупреждение, — говорит он. — Сейчас, оглядываясь на прошлое, я думаю, что, прекратив выпуск газеты, можно было оправдаться тем, что печатный станок был остановлен».

Его все еще обвиняют в совершении уголовного преступления. Его собственное расследование показало, что ложная информация, в распространении которой обвинили газету, поступила в редакцию из государственных источников, что подтверждается и данными КЗЖ. В худшем случае аль-Джамри грозит тюремное заключение; в лучшем его ожидает крупный штраф. Но когда военное положение отменили, он вернулся к своей работе в качестве главного редактора Al-Wasat.

Почему он просто не ушел? «Отчасти это можно объяснить чувством собственного достоинства. Я оставил профессию инженера, — которая, кстати, мне очень нравилась, — и взял на себя ту роль, которая отвечала моим жизненным целям, — содействовать демократии и защите прав человека, — говорит аль-Джамри. — Если бы я тогда отказался от своих принципов, то всегда чувствовал бы себя подлецом, дешевкой. Если они хотят, чтобы я исчез, им придется постараться».

Действия репрессивных правительств можно предсказывать. Радина знает, что было нужно ее тюремщикам из КГБ. Аль-Джамри понимает, что власти страны считают допустимым несогласием, а что — государственной изменой. Даже Чима смог разглядеть след ISI в действиях неизвестных, которые пытались его сломить.

Но в мексиканском штате Синалоа, где наркокартели торгуют и воюют в домах и на улицах, правила выживания могут показаться непостижимыми.

На рассвете одного из сентябрьских дней 2009 года в редакции основанной в 2003 году газеты Ríodoce, соучредителем которой являлся Хавьер Артуро Вальдес Карденас, взорваласьграната. В момент взрыва в редакции никого не было. Вальдес вместе с коллегами сообщили о происшествии в полицию. Однако никакого расследования не последовало, а виновные остались безнаказанными и неизвестными.

«Мы никому не делаем скидок», — сказал Вальдес. Газета Ríodoce активно освещает преступность и коррупцию в штате Синалоа, ключевом коридоре наркоторговли, где процветают насилие и беззаконие. Здесь укоренились и широко разрослись наркокартели, влияние которых распространяется в том числе и на полицию и политические структуры. По данным КЗЖ, нападение на редакцию газеты Ríodoce было совершено по сценарию других нападений на журналистов в данном регионе, где администрация ненадежна, а союзы действующих лиц запутаны.

По данным КЗЖ, более 40 журналистов были убиты или пропали без вести в Мексике с тех пор, как президент Фелипе Кальдерон Инохоса занял свой пост в 2006 году. По меньшей мере 13 журналистов убили в отместку за их репортажи о преступности и коррупции. Безнаказанность носит системный характер; убийства не расследуются, преступники остаются безнаказанными. Правил поведения для журналистов, желающих остаться в живых, не существует, и парализующая самоцензура стала для них нормой.

Вальдес не желает молчать. Он автор книг о преступности и наркоторговле и об их разрушительном воздействии на повседневную жизнь. «Просто представьте себе, что значит вырасти здесь, — говорит он. — Меня очень огорчает то, что молодежь буквально живет в условиях войны. Они усвоили язык войны и считают гибель людей обычным явлением».

Он беспокоится о своих детях всякий раз, когда они не отвечают на телефонный звонок. Вальдес знает, что в его работе на карту могут быть поставлены жизнь и смерть — не только его собственные, но и его информаторов и людей, о которых он пишет. В данных обстоятельствах журналистика требует неимоверно сложных расчетов. Вальдес учитывает город, руководителя, не возражает ли он против гласности, в какой организации он работает. Иногда обычное дорожно-транспортное происшествие может быть связано со скрытым риском; имена жертв могут являться конфиденциальной информацией, номерные знаки могут не подлежать публикации.

По словам Вальдеса, легко принять одно решение: он не собирается прекращать свою работу в ближайшем будущем. «Для того чтобы это случилось, должно произойти что-то очень серьезное. Выключить свет, уйти из редакции, закрыть Ríodoce можно только тогда, когда ничего другого сделать будет уже нельзя», — говорит он. Этот день еще не настал. «Это акт надежды, не правда ли? — добавляет Вальдес. — Мне бы хотелось, чтобы больше людей задумывалось о том, что происходит, чтобы люди, читающие информационные сообщения, оценивали их критически. И чтобы они могли это изменить».

Радину освободили из-под стражи до суда, в конце января 2011 года. Условием ее освобождения был переезд из Минска в город Кобрин, расположенный на западе страны. Ей дали указание ежедневно отмечаться в милиции, конфисковали паспорт, и запретили рассказывать о ее уголовном деле. Эти условия оказались для Радиной невыносимыми, и она бежала в Россию через открытую границу с Белоруссией.

«Мне почти невыносимо находиться вдали от родины, — сказала журналистка. — Человек понимает, как сильно он любит свою страну, только когда узнает наверняка, что не можешь вернуться обратно».

В изгнании она живет жизнью беглеца. Находясь в России, она ощущала, что за ней следит КГБ. Оттуда она вылетела в Амстердам, а затем друг привез ее в Литву, где она и проживала в конце года.

По словам Радиной, у нее имеется только одна ценная вещь, которую она получила в подарок от белорусских друзей перед тем, как покинуть страну. Эта вещь маленькая и легкая, и она позволяет ей не жалеть о выбранном пути.

«У меня есть компьютер. С его помощью я могу работать», — говорит она.

Радина — по-прежнему редактор портала «Хартия’97».