В феврале 2019 года полиция в Пскове (Россия) совершила рейд на дом журналистки Светланы Прокопьевой.
Власти начали расследование в отношении Прокопьевой, независимого журналиста и внештатного корреспондента русской службы «Радио Свобода», финансируемой Конгрессом США, и либеральной радиостанции «Эхо Москвы», из-за комментариев, которые она дала в эфире «Эха Москвы» в ноябре 2018 года.
В эфире она обсуждала случай 17-летнего студента, взорвавшего бомбу в управлении Федеральной службы безопасности в Архангельске, и утверждала, что взросление в репрессивном государстве, где правительство не терпит мирных активистов, может быть решающим фактором радикализации молодежи.
В сентябре власти обвинили Прокопьеву в «оправдании терроризма» в своих комментариях. В случае осуждения ей грозит до семи лет тюрьмы. Прокопьева должна была предстать перед судом по этим обвинениям 20 апреля, но слушание было отложено из-за пандемии коронавируса.
Пока Прокопьева ожидает суда, ее банковские счета заморожены, а власти до сих пор не вернули ей компьютер, который они конфисковали во время рейда.
КЗЖ провел с Прокопьевой телефонное интервью на прошлой неделе. Ее ответы были отредактированы для краткости и ясности.
Русский текст является переводом опубликованного на английском интервью.
Каковы основные аргументы властей в вашем случае?
Это уголовное дело, но я всего лишь выполняла работу журналиста. Я думаю, что все аргументы, выдвинутые следователями против меня, абсолютно лишены логики. Было привлечено несколько экспертов для анализа радиоэфира, но все они сделали разные выводы.
Один эксперт заявил, что так как я не выражала резкое негативное мнение по отношению к террористу, то это является оправданием терроризма. По мнению другого, утверждать, что у человека, помещенного в такие условия, не было других средств для выражения своих взглядов, также является оправданием терроризма.
Третий сказал, что использование таких слов, как «терроризм» и «взрыв», является способом оправдания терроризма. По-моему, это полная чушь.
В моей истории не было ни призывов к терроризму, ни пропаганды, ни обсуждения идеологии терроризма, ни призывов к взрывам. В моем сценарии ничего подобного нет. Поэтому они должны выдумать какие-то совершенно несуразные доводы против меня.
Как вы думаете, почему вас преследуют с этими обвинениям?
Я всегда была независимым журналистом и всегда работала в независимых СМИ. В этом смысле я уже давно конфликтую [с властями], но у меня не было прямых контактов с ними.
Я даже была членом общественного совета при Министерстве внутренних дел [местный независимый государственный орган]. Я работала там несколько лет, все было нормально. С другой стороны, я вызвалась волонтером [в марте 2018 года в местное отделение предвыборной кампании оппозиционного деятеля российской власти] Алексея Навального. Возможно из-за этого я привлекла их внимание. Я не знаю.
Я не сомневаюсь, что мое дело является актом запугивания. Не имеет значения, посадят меня в тюрьму или нет. Почти все, кто объективно освещал это событие в Архангельске, предстали перед судом.
В России десятки подобных уголовных дел. Некоторые люди получили реальные сроки тюремного заключения. У меня нет подробной информации о таких случаях, но они существуют. Пока что большинство журналистов были оштрафованы. Но, как правило, власти привлекают к суду тех, кто является активным участником экологических и политических акций протестов, и журналистов.
Как бы вы описали состояние независимых СМИ в России?
В России долгое время не было свободы прессы. Люди, которые видят это только сейчас, навернре, просто спали и не видели, что давление росло в течение последних 15 лет – медленно, шаг за шагом.
Власти [сначала] перестали общаться с независимыми СМИ. Позже они перестали разговаривать с политической оппозицией. Теперь оппозиционеров и некоторых журналистов просто сажают в тюрьму.
Я как журналист заметила эту тенденцию давно. В настоящее время у властей, похоже, появилась какая-то паранойя. Они стали видеть в россиянах, российских журналистах врагов только потому, что они сотрудничают с Западом.
Что может быть хуже? Только если они запретят свободу передвижения и на 100% запретят свободу слова. На самом деле, все сейчас идет в этом направлении. Я не могу представить, что может быть еще хуже.
Пришло время открыть глаза и увидеть, что в отношении свободы прессы и прав человека все действительно плохо. Люди уже привыкли не говорить то, что они думают, не спорить, а власти относятся к ним как к мусору.
Получили ли вы поддержку по вашему делу?
У меня много поддержки. Журналисты много пишут о моей ситуации. Международные организации поддерживают меня.
Жаль, что наши власти думают только о себе и не готовы увидеть, что мир отличается от того, каким они его себе представляют.