КОГДА ВСЕ ‘СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО’

Когда в 2000 г. мы с коллегой Ириной Бороган учредили Агентуру – сайт новостей и базу данных посвященных проблемам спецслужб, разведки и борьбы с терроризмом, мы таким образом надеялись заполнить информационный вакуум о деятельности спецслужб России. Мы хотели создать интернет-ресурс, который собирает из открытых источников и предоставляет пользователям информацию об этих государственных органах в систематизированном виде.

Первоначально мы собирались запустить российский вариант Проекта Федерации американских ученых по секретности в государственных учреждениях (Federation of American Scientists’ Project on Government Secrecy). Под руководством Стивена Афтергуда, выигравшего по Закону США о свободе информации несколько исков против Центрального разведывательного управления и Национального бюро разведки, проект постоянно публикует документы, рассекречиваемые согласно указанному закону, в том числе неохотно предоставляемые этими ведомствами цифры бюджета и секретные постановления.

Вскоре мы с Бороган поняли, что создать модель американского проекта из Агентуры не получится. Во-первых, в России нет законов о свободе информации, поэтому постоянного притока рассекречиваемых документов у нас не будет. Поэтому мы решили публиковать в Агентуре главным образом публично-доступную информацию, хотя выяснили, что этот источник информации уже пересыхает: российские СМИ отказываются от расследований, сокращают бюджеты и штат. За прошедшее десятилетие многих опытных репортеров-расследователей уволили, а отделы расследований закрыли.

Ситуация осложнилась постепенным сокращением в области общественно доступной информации: пресс-службы госорганов стали закрывать свои двери. К середине 2000-х годов Федеральная служба охраны разрешала внутри Кремля только фотосессии; в Главном разведывательном управлении – крупнейшем российском разведывательном ведомстве – вообще нет пресс-офиса; в Службе внешней разведки отказались комментировать какую-либо деятельность ведомства после 1961 г.; а Центр общественных связей Федеральной службы безопасности (ФСБ) не отвечает на запросы органов СМИ.

В начале этого десятилетия ФСБ создала потрясающую новую бюрократическую структуру, предположительно для того, чтобы информировать общественность, а на деле для ведения пропаганды. Вот как она работала: при Консультативном совете ФСБ была учреждена Комиссия по связям со средствами массовой информации, представлявшая собой группу консультантов из действующих и бывших сотрудников спецслужб. Руководителем Комиссии по связям со СМИ был назначен бывший агент внешней разведки Юрий Левицкий. Координатором работы комиссии стала специалист по общественным связям Ольга Костина, которая в свое время работала в ныне ликвидированном ЮКОСe. Через два неплодотворных года комиссию без шума расформировали.

Однако имена Левицкого и Костиной не исчезли с общественного горизонта. В 2004 г. Левицкого, который помимо работы в ФСБ владел собственной частной охранной фирмой, обвинили в вымогательстве. Костина стала одним из основных свидетелей обвинения по делу ЮКОСа. В значительной степени на ее показаниях было построено обвинение в деле Леонида Невзлина, соучредителя этой нефтяной компании, который в конечном итоге бежал в Израиль. В марте 2005 г. бывшего начальника отдела безопасности ЮКОСа приговорили к 20 годам тюремного заключения после того, как он был признан виновным в сговоре с целью убийства Костиной и в двух других убийствах.

Этими расследованиями мы с Бороган и хотели заняться. Но если МВД иногда соглашается, пусть неохотно, сообщать определенные подробности о преступлениях, в которых замешаны его сотрудники, ФСБ это делать отказывается наотрез. В 2007г. мы готовили материал о преступлениях, совершенных сотрудниками служб безопасности и разведки. Официальный запрос в ФСБ результатов не дал, и мы обратились в Московский военный суд, где предположительно рассматриваются дела о преступлениях, совершенных агентами безопасности. Одновременно мы отправили запрос в военную прокуратуру, которая отвечает за расследование подобных преступлений, с просьбой предоставить статистические данные. В ответ мы получили от помощника военного прокурора письмо следующего содержания: “Запрашиваемая информация, согласно п. 3, ч. 2 статьи 4 Закона о государственной тайне … представляет собой государственную тайну и поэтому разглашению не подлежит”. Председатель Московского военного суда Александр Безнасюк ответил так: “Интересующие вас статистические данные касательно приговоров, вынесенных в отношении военнослужащих … имеют гриф ‘совершенно секретно'”.

Таким образом, для расследования преступлений с вероятным участием агентов безопасности журналисты вынуждены обращаться к неофициальным источникам. Подобная тактика может навлечь на них обвинения в разглашении “государственной тайны”, как это случилось со мной в 2002 г., когда меня четыре раза допрашивали в ФСБ из-за статьи, в которой я задавался вопросом о легитимности практиковавшегося этим ведомством предоставления услуг в обмен на роскошные квартиры.

Хуже того: такая секретность может увеличить риск физической расправы. Из опыта работы с Агентурой мы знаем, что от характера материала зависит вероятность того, что журналисту буду мстить: критиковать какое-либо ведомство вообще более безопасно, чем конкретного сотрудника. В большинстве случаев ведомство мстит, оставаясь в рамках законности. Однако последствия могут быть гораздо тяжелее, если на журналиста ополчится недовольный сотрудник. Это чревато физической расправой, причем заложенная в органах безопасности склонность к секретности сильно затрудняет расследование таких нападений и суд над виновниками.

Андрей Солдатов, учредитель и редактор Агентуры (www.agentura.ru), является одним из ведущих экспертов по российским службам разведки и безопасности. Солдатов и Ирина Бороган работают над книгой о российских секретных службах, которая должна выйти в свет в 2010 г.